Чефуик распахнул дверь камеры.
— Вы за мной? — спросил старик. — За мной, парни?
Вошёл Гринвуд, в одной руке небрежно держа пулемёт. Он направился прямо к стене в глубине камеры, отстранив по пути старика, который, не переставая, моргал глазами и тыкал в себя пальцем.
Капитальные стены камеры были металлическими, но перегородка в глубине — каменной. Гринвуд встал на цыпочки, протянул руку к щели у потолка и вытащил камешек, ничем не выделяющийся среди других. Потом он сунул руку в отверстие.
Келп и Дортмундер тем временем подвели пленников к камере, чтобы запереть их там, когда Гринвуд закончит своё дело.
Гринвуд, не вынимая руки, повернул голову в сторону Дортмундера и глупо улыбнулся. Дортмундер подошёл к двери.
— Что случилось?
— Я не пони… Пальцы Гринвуда отчаянно шарили в дыре. С улицы приглушённо слышалось разрывы детонаторов. — Его там нет? — спросил Дортмундер.
Старик, жалобно глядя на всех по очереди, скулил:
— За мной, парни?..
Охваченный внезапным подозрением, Гринвуд повернулся к нему.
— Это ты его взял?
Удивление старика перешло в беспокойство.
— Я? Я?
— Кто же тогда?! — дико завопил Гринвуд. — Если не он, тогда кто же?
— Камень находился здесь почти два месяца, — сказал Дортмундер и повернулся к полицейским: — Сколько времени этот тип в камере?
— С трёх часов сегодняшнего утра.
— Клянусь, я положил его… — начал Гринвуд.
— Я верю тебе, — ответил Дортмундер с усталым видом. — Кто-то его нашёл, вот и всё. Идёмте отсюда.
Он вышел из камеры, следом за ним Гринвуд, очень удручённый, с нахмуренными бровями.
— А я, парни? — взвыл старик. — Вы меня бросите?!
Дортмундер посмотрел на него, потом повернулся к полицейским.
— За что его взяли?
— Эксгибиционизм у «Лорда и Тейлора».
— Клевета, — завопил старик. — Я никогда…
— Он ещё в рабочем одеянии, — сказал полицейский. — Заставьте его расстегнуть плащ.
Старик смущённо переминался с ноги на ногу.
— Это ничего не значит, — запротестовал он.
— Расстегни плащ, — велел Дортмундер.
— Это ничего не значит, — твердил старик.
— Ну, живей! — повысил голос Дортмундер. Старик поколебался, потом расстегнул плащ и развёл полы.
В сущности штанов на нём не было — а только нижние части коричневых брюк, которые держались с помощью подтяжек.
Выше он был фактически голым. И очень нуждался в мытьё.
Все смотрели на него. Старик хихикнул.
— Пожалуй, лучше тебе остаться здесь, — сказал Дортмундер и повернулся к полицейским. — Войдите в камеру вместе с ним.
Чефуик запер дверь, и они ушли. На лестнице никого не было, но тем не менее они на всякий случай бросили две слезоточивые гранаты и поспешно поднялись по лестнице на крышу, в точности следуя плану.
Марч уже сидел в вертолёте и, увидев их, включил мотор. Начали вращаться лопасти. Дортмундер и остальные, согнувшись против ветра, побежали к вертолёту.
На нижнем этаже лейтенант наблюдал за раздачей оружия.
Внезапно он наклонил голову на бок и прислушался. Характерный шум вертолёта достиг его ушей.
— Господи! — прошептал он. — Их, вероятно, снарядил Кастро!
Как только все уселись, Марч поднял машину в воздух и направил в ночь, на север. Не зажигая огней, они пролетели над Гарлемом, потом спустились ниже к Гудзону и повернули на юг. Они вернулись на то же место, откуда взлетали. В тишине, наступившей, когда был выключен мотор, никто не произнёс ни слова. Потом Марч с грустью проговорил: — А я уже мечтал купить себе такой аппарат… Никто ему не ответил. Все спустились на землю, усталые и удручённые, и направились к «линкольну», едва видневшемуся в темноте.
Дортмундера высадили у его дома. Он поднялся к себе, приготовил очень крепкий бурбон, сел на диван и посмотрел на свой портфель, набитый рекламными проспектами энциклопедии.
Дортмундер вздохнул.
— Хорошая собачка, — масляным голосом произнёс Дортмундер.
Немецкая овчарка была неподкупна. Она стояла перед входом с опущенной головой, налитыми кровью глазами и слегка раскрытой пастью, демонстрируя острые зубы. Лёгкое «р-р-р-р» рвалось из её горла, когда Дортмундер делал движение, чтобы спуститься с крыльца. Намёк был ясен. Этот проклятый пёс собирался сторожить его до тех пор, пока не вернётся кто-нибудь из обитателей дома.
— Послушай, собачка, — заискивал Дортмундер, стараясь говорить убедительно. — Я всего лишь позвонил в дверь. Я не входил, ничего не крал, я только раз позвонил. В доме никого нет, поэтому теперь мне бы хотелось позвонить в другие дома.
— Г-рррр… — зарычал пёс.
Дортмундер показал ему свой портфель.
— Я простой торговец, собачка, — объяснил он. — Продаю энциклопедии. Книги. Толстые книги. Знаешь, что такое книги?
Овчарка ничего не ответила. Она продолжала нести охрану.
— Ну всё, собака! — строго сказал Дортмундер. — Есть пределы. Мне нужно делать дела, у меня нет времени шутить тут с тобой. Мне нужно зарабатывать деньги на жизнь. Мне нужно идти, вот и всё… Он решительно сделал шаг вперёд.
— Г-РРР-Р! — таков был ответ.
Дортмундер немедленно отступил.
— Но, чёрт возьми, это же смешно! — воскликнул он.
Пёс, видимо, был другого мнения. Он принадлежал к числу тех собак, которые твёрдо придерживаются правил, соблюдают скорее букву, чем дух закона, и не признают никаких исключений.
Дортмундер оглянулся вокруг, но квартал был так же пуст, как мозг злополучной овчарки. Дело происходило днём седьмого сентября, спустя три недели после налёта на комиссариат.